К началу XX века роль евреев в развивающейся капиталистической экономике России (прежде всего, западных ее областей) продолжала оставаться весьма значительной. В западных губерниях они представляли свыше 70% всего торгового класса, занимали видное место в пищевой промышленности, в частности в производстве сахара, активно участвовали в железнодорожном строительстве, в развитии речного судоходства, особо были заметны в финансовой сфере. Так же весьма выросло количество евреев в свободных профессиях, а в адвокатуре количество евреев даже стало преобладающим. Этому способствовали сохраняющиеся ограничения на принятие евреев на государственную службу.
Однако столь быстрое выдвижение евреев начинало раздражать все более широкие общественные круги. Оторванное от земли крестьянство, разорившиеся помещики, лишенные цеховых объединений мещане все чаще обращали внимание на успешность многих евреев в новых условиях. Отождествляя еврейство с новыми капиталистическими отношениями, они видели в нем угрозу коренным устоям, на которых многие века держалось российское государство, тем устоям, которые еще в середине XIX века были сформулированы в триаде «самодержавие, православие, народность».
Особое обострение еврейского вопроса приходится на начало XX века, когда страна вступает в полосу политической нестабильности, сопровождаемой постоянной революционной угрозой. В этот период проблема эмансипации евреев, бывшая долгое время одной из периферийных среди других проблем внутренней политики, вдруг приобретает принципиальное значение. Череда покушений на высших государственных чиновников, в организации которых часто принимали участие революционеры еврейского происхождения, придавало этой проблеме актуальную политическую окраску.
В этот период во властных структурах, занятых поиском разрешения еврейского вопроса столкнулись две точки зрения. Согласно одной из них, отстаиваемой Председателем комитета Министров С. Ю. Витте, министром финансов В. Н. Коковцовым, а также некоторыми губернаторами западных губерний, накал политической активности евреев и общую напряженность в обществе должно снизить предоставление евреям широких прав. Противоположная точка зрения опиралась на мнение, что уравнение евреев в правах вызовет массовое недовольство нееврейского населения империи, и тем самым только усугубит революционную ситуацию. Аргументом в пользу второй точки зрения стал масштабный Кишиневский погром 1903 года, инициированный местной антисемитской печатью и поддержанный полицией. Вызвавший огромный резонанс во всем мире, в самой России этот погром был воспринят гораздо менее негативно. На состоявшейся после этого встрече министра внутренних дел В. К. Плеве с лидером международной сионистской организации Теодором Герцлем Плеве заметил, что в сложившихся обстоятельствах лучшим способом разрешения еврейского вопроса было бы удаление евреев из страны.
В последующие годы ситуация продолжала накаляться, и пик антиеврейских настроений пришелся на революцию 1905–1907 годов. После опубликования 17 октября 1905 года манифеста о расширении свобод и открытии Государственной Думы начались еврейские погромы, охватившие 358 населенных пунктов. В них были убиты около тысячи евреев. Волна беспорядков продемонстрировала бессилие полиции перед погромщиками, и еврейская молодежь сама стала организовывать отряды самообороны. Впоследствии состоялись свыше 200 судебных процессов, на которых обвиняемыми выступали как погромщики, так и оказывавшие им отпор евреи.
События 1905 года усилили еврейскую миграцию. За последующие пять лет на Запад выехали почти миллион евреев. Многие отправлялись на Восток — во внутренние губернии России и Сибирь, где евреям не так грозило выдворение.
В этот период председатель Совета Министров П. А. Столыпин пытался практически подойти к разрешению еврейского вопроса. В сентябре 1906 года он подал императору записку с перечислением правовых льгот, которые он считал необходимым предоставить евреям. Николай II ответил на эту записку так: «Несмотря на вполне убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, внутренний голос все настойчивей твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть меня никогда не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям <…> Сердце царево в руках Божьих. Да будет так. Я несу за все власти мной поставленные великую перед Богом ответственность и во всякое время готов отдать ему в том ответ».
Подобное мистическое настроение в оценке ситуации, выражаемое в то время императором и его ближайшим окружением, шло в разрез с попытками рационально мыслящих российских политиков исправить положение в стране. И хотя многие представители высшей бюрократии осознавали необходимость перемены еврейской политики, противостоять позиции неприятия евреев, которой придерживалась верховная власть, они были не в силах. Император выражал доверие лишь тем общественным слоям, которые безоговорочно поддерживали самодержавный характер правления и выражали крайние антисемитские взгляды. С 1905 года такой опорой монархии становятся правые черносотенные организации, среди которых «Союз русского народа» напрямую указывал одной из первейших целей своей политической программы удаление евреев из России.
С начала XX века некоторые меры в отношении евреев приобретают расовый характер. Так законы, принятые в 1912 году, запрещали производство в офицерское звание, а также поступление в Военно-медицинскую академию и кадетские корпуса не только иудеев, но также крещеных евреев, их детей и внуков. Эти решения были приняты в разгар инициированного черносотенцами процесса по делу Менахема Бейлиса, обвиненного в ритуальном убийстве христианского мальчика. Обвинение, предъявленное Бейлису, вызвавшее возмущение во всем мире, должно было, по мнению черносотенцев, доказать вред наносимый евреями русскому обществу. Однако осудить Бейлиса не удалось. На его защиту поднялись не только лучшие российские адвокаты, но и такие писатели как М. Горький и В. Г. Короленко. В результате в 1913 году суд присяжных Бейлиса оправдал. Но урон, нанесенный этим процессом образу России как цивилизованному государству, оказался весьма ощутим. В 1911 году США расторгли торговый договор с Россией, заключенный в 1832 году, а в период Первой мировой войны (1914–1918) продолжающаяся антисемитская политика российских властей усложнила получение зарубежных финансовых кредитов.
В 1915 году евреи прифронтовых областей вместе с другими беженцами получили право переселения во внутренние губернии России. Российский Генеральный штаб даже специально требовал такого перемещения, опасаясь, что евреи, как ущемленная в правах группа населения, будут оказывать помощь противнику. Таким образом, с 1915 года «черта еврейской оседлости» стала понятием, во многом, условным, и численность евреев в крупных российских городах стала резко возрастать. Депутат Четвертой Государственной Думы А .Д. Идельсон в одной из своих думских речей заметил, что «еврейские ограничения очень давно потеряли свой смысл и держались лишь в силу чиновничьей косности и боязни всякого нововведения».
Однако окончательное признание этого факта произошло лишь в феврале 1917 года, когда император Николай II подписал отречение от престола под давлением российского общества, не способного более терпеть голод, военные неудачи и неадекватность решений самодержавной власти. Эта подпись завершила двухсотлетнюю эпоху существования Российской империи и ознаменовала создание, пусть на недолгий срок, Российской республики, провозгласившей равенство всех граждан бывшей империи, в том числе и евреев. Произошедший в октябре 1917 года большевистский переворот не принес резкого изменения в худшую сторону правового положения евреев в государстве. Однако мощный идеологический фундамент, на котором базировалась новая власть и тот кризис, в который вошли страны Европы после разрушительной Первой мировой войны, не давал шансов надеяться на то, что история евреев России XX века окажется безоблачной.
Конец эпохи
